Период и культура оттепели

амнистию 1953 года и прекращения ряда дел сталинского периода, например, Ленинградского или “Дела врачей”.В большей степени советские граждане почувствовали оттепель с 1956 года, когда началась критика “культа личности” Сталина. Это совпало с внешнеполитическими событиями, например, с нормализацией отношений Австрией и с Югославией и ее лидером Тито, так как при Сталине его считали едва ли врагом, как и страны НАТО. С 1953 года началась проверка дел и реабилитации бывших заключенных, а также расстрелянных, особенно, в 1930-ые годы, среди них были и бывшие маршалы – Тухачевский, Блюхер, Егоров. В 1957 году началось возвращение в места своего проживания депортированных народов:
Балкарцев и карачаевцев.
Чеченцев и ингушей.
Калмыков.
Были восстановлены их республики, но на другие народы эти меры не распространились. Это относится к корейцам, болгарам, понтийским грекам, курдам, крымским татарам, немцам Поволжья.
Однако, такие меры не мешали власти в 1956 году подавлять просталинские выступления в Тбилиси или преследовать Бориса Пастернака за публикацию романа “Доктор Живаго” в Италии.

понятие “враг народа”, однако, в государстве сохранилась и продолжала применять смертная казнь. В 1962 году была расстреляна демонстрация в Новочеркасске, а в 1964 арестован Иосиф Бродский.
Одновременно с этим началась новая волна гонений на православную церковь, впервые с конца 1930-ых годов. Десталинизация достигла своего пика в 1961 году, когда XXII съезд КПСС в очередной раз осудил культ личности. По всей стране провел массовый демонтаж памятников бывшему руководителю СССР, были переименованы многие города и другие объекты. Полемика по поводу культа личности привела к разрыву в декабре 1961 года дипломатических отношений с Албанией до 1990 года. Тело Сталина вынесли из мавзолея и похоронили около Кремлевской стены.
В 1955-1964 годах заметно ослабла цензура, поэтому начали публиковаться произведения Солженицына. В те годы продуктивно работали следующие кинорежиссеры: Чухрай, Хуциев, Гайдай, Данелия.

Культура послесталинского времени стала гораздо более разнообразной.
На разнообразие культуры повлияло то, что ее делали очень разные люди. Управляли культурой, главным образом, те деятели искусств, которые остались со сталинских времен и не были готовы меняться. Поэтому соцреализм отнюдь не умер вместе со Сталиным. Но, помимо них, выходили из «подполья» или возвращались из лагерей старые творцы, носители дореволюционных традиций (Ахматова, Пастернак, Чуковский) или участники экспериментов 20-х годов (Эренбург). Они прокладывали мост между старой культурой и новыми поколениями интеллигенции, служа для них учителями. Вступало в культурную жизнь поколение, прошедших войну, проникнутое ее освобождающим патриотическим духом. Наконец, свежую струю привносило поколение шестидесятников, выросшее уже после смерти Сталина.
Сказывалось и то, что после годов борьбы с «низкопоклонством перед Западом», западная культура стала гораздо доступнее.

эпоха получила название по повести Ильи Эренбурга «Оттепель» (1954). Осенью 1953 года в «Новом мире» была опубликовала статья Владимира Померанцева «Об искренности в литературе», где заявлялось о благотворности существования разных писательских школ. Федор Абрамов в статье «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе» подверг критике привычку лакировать действительность в «образцовых» романах о деревне. Призыв «писать честно» был подхвачен другими авторами. В 1956 году Даниил Гранин опубликовал смелую повесть «Собственное мнение», поднимавшую проблему беспринципности и карьеризма чиновников. Настоящим прорывом стал роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым» (1956), в котором показывалась судьба изобретателя, столкнувшегося в сталинское время с тупым бюрократизмом. Эти тексты подготовили почву под требованиями ослабить идеологический контроль над культурой.
ХХ съезд расширил рамки дозволенного, хотя и не уничтожил контроль над культурой. Хрущев рассчитывал на помощь деятелей культуры в своем «крестовом походе» против сталинщины. Границы допустимого стали не только шире, но и более расплывчатыми. Если раньше можно было творить либо «советское», либо «антисоветское», то теперь появилось то, что можно назвать «серыми зонами», в которых можно было относительно безопасно делать нечто выбивающееся из ряда официоза, но не бросающее прямой вызов советской власти.
Необходимо было по-новому выстраивать отношения между властью и искусством. В 1957 году в Италии был опубликован роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго», в котором была показана трагедия русской интеллигенции, пережившей революцию, сталинские годы и Великую Отечественную войну. В следующем 1958 году Пастернак получил за роман Нобелевскую премию по литературе. Партии, которая только что осудила сталинизм, надо было как-то реагировать на резонансную публикацию. Но как это сделать? Роман не был откровенно антисоветским, а методы давления на писателей были дискредитированы ХХ съездом. В прессе и на заседаниях профильных ведомств началась травля литератора, и Пастернак был исключен из Союза писателей. Печально известной стала фраза «Не читал, но осуждаю!», пошедшая в народ со страниц одной из газет. Затравленному Пастернаку угрожали преследованием по статье «Измена родине», но писатель скончался в 1960 году.
Травля Пастернака была важным эпизодом культурной жизни в СССР. Она не только показывает противоречия и откаты назад, с которыми советское искусство избавлялось от сталинского наследия, но и ставила вопрос о том, как отныне будет поступать власть с неугодным искусством.

который ассоциировался с фальшивым пафосом, натянутым весельем или гневом и приглаженной действительностью. Этому желанию стал покровительствовать Александр Твардовский, которого очень чтил Хрущев. В 1958 году Твардовский стал редактором журнала «Новый мир». Голубая книжечка «Нового мира» была одним из символов Оттепели и объектом желаний многих читателей в СССР. Маститый советский писатель надеялся помочь всему новому, так как считал, что советскому обществу необходимо моральное возрождение и омоложение.
Сам Хрущев нанес решительный удар по сталинскому искусству. В 1955 году вышло постановление «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», которое осуждало «архитектурные излишества» сталинского стиля и положило ему конец. Необходимость решать острый жилищный вопрос требовала простого и дешевого строительства. Окраины советских городов стали покрываться быстро возводимыми хрущевками. Как следствие, в хрущевское время не появилось ярких архитектурных памятников.
Союз художников СССР возглавлял Александр Герасимов, «придворный» портретист Сталина. Однако соцреализм постепенно сдавал позиции. В середине 1950-х годов его начали критиковать на страницах газет за «лакировку действительности». Художники «сурового стиля» (Виктор Попков, Таир Салахов) предложили другой способ воспевания «трудовых будней». Они не стеснялись изображать рабочих усталыми, потертыми, замазанными сажей и небритыми. «Строители Братска» (1960) Виктора Попкова на картине не совершают трудовых подвигов а просто сидят и курят. Солдаты на работах Гелия Коржева нередко изображались увечными.

«Летят журавли» (1957) и Георгия Чухрая (ветерана войны) «Баллада о солдате» (1959) пробили брешь в восприятии Великой Отечественной войны. Впервые в советском кино она была показана как, прежде всего, человеческая трагедия, а не как возможность героически умереть за родину. Фильмы с успехом прошли по всему миру, а «Летят журавли» получил главный приз на Каннском кинофестивале. Дебют Андрея Тарковского фильм «Иваново детство» (1962) получил главный приз на Венецианском кинофестивале, а сцена поцелуя в березовом лесу из фильма стала классической. Советское кино, в отличие от архитектуры, живописи и скульптуры, где доминировали сталинские ортодоксы, получило мировое признание.
В кино появлялись новые герои. «Девять дней одного года» (1961) Михаила Ромма вводил зрителя в мир физиков, а «Застава Ильича (Мне двадцать лет)» (1961) Марлена Хуциева — в мир московских молодежных компаний. «Застава Ильича» заканчивалась кадрами с поэтического вечера в Политехническом музее, где молодежь слушает стихи Евтушенко, Вознесенского и Ахмадулиной. Фильмы Ромма и Хуциева впервые выводили на экран новое поколение советских людей — шестидесятников.

1950-х и начале 1960-х годов переживала поэзия, в которой снова стали допустимы лирические темы. Поэт-шестидесятник Евгений Евтушенко пытался найти новый романтический и оптимистичный язык, опираясь на Маяковского. Вместо кондовых передовиц газеты «Правда», он давал в стихах свою интерпретацию текущих политических и общественных событий: кубинской революции 1959-го, строительства Братской ГЭС в 1965-м, «пражской весны» 1968-го и переворота Пиночета в Чили в 1974 году. Поэма Евтушенко «Бабий Яр» (1961) стала первой в СССР публикацией о Холокосте и была перепечатана на первой странице New York Times. В 1962 году Евтушенко вместе с другими лучшими поэтами поколения (Ахмадулина, Вознесенский, Окуджава, Рождественский) сумел собрать 14 000 человек на поэтическом вечере в Лужниках. Лев Копелев и Раиса Осипова вспоминали: «… когда начали публиковать в журналах, в газетах стихи о любви, о природе, о смерти, стихи, свободные от идеологии, от морализирования, это уже само по себе воспринималось нами как приметы духовного обновления».
Близки по настрою поэтам-шестидесятникам были барды, соединявшие поэзию с гитарным аккомпанементом. Большинство бардов не были профессиональными музыкантами, а значит практически не имели шансов попасть на официальную сцену. Однако их песни, в которых они прославляли красоту и романтику жизни, скоро стали популярными. Не в последнюю очередь это связано с появлением магнитофонов, которые позволяли легко и быстро распространять их записи, минуя официальные каналы. Песни Булата Окуджавы были исполнены искренней интимностью и простотой, с которой он пел о сложных вещах («Бумажный солдат», 1959). Песни Александра Галича становились все более критичными к советской действительности и истории («Ночной разговор в вагоне-ресторане», 1966-1969).

с ветеранами Леонидом Утесовым и Марком Бернесом (чьи песни стали гораздо более лиричными) появились новые имена: Майя Кристалинская («Нежность»), Муслим Магомаев («Королева красоты»), Эдуард Хиль («Ходит песенка по кругу»), Вадим Мулерман («Лада») и другие. В основу их репертуара составляли песни о простых человеческих чувствах, о любви, о беззаботном веселье и оптимизме, о грусти и разлуке. Музыкальное сопровождение часто отходило от народной мелодики, предпочитая ей современные ритмы, джазовые нотки, а сами исполнители стали вести себя раскованнее на сцене. Московский комсомол был довольно либеральным и открыл в городе несколько молодежных кафе, в которых играли джазовые музыканты, а осенью 1962 года прошел первый в СССР джазовый фестиваль. Интерес к джазу был сильно подогрет большим турне Бенни Гудмана в том же 1962 году. Маститый американский джазмен только в Москве собрал 180 000 зрителей, среди которых был Хрущев.
В 1956 году Олег Ефремов основал театр «Современник», периодически дерзивший советской власти. В период Оттепели было характерно противопоставлять романтику времен революции 1917 года и Гражданской войны унылой советской современности, утратившей идеалы прошлого. Так, в спектакле Ефремова «В поисках радости» (1957) главный герой в отчаянии хватает саблю деда и начинает рубить ей дорогую мебель. Намек был понятен. Похожий подтекст имела песня Окуджавы «Сентиментальный марш», написанная в том же году. Последние строки этой песни: «Я все равно паду на той, на той единственной гражданской / И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной». Через 10 лет романтизация Гражданской войны достигнет новой высоты в юношеском фильме «Неуловимые мстители» (1967).