нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди.
Как слёзы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: - Господь вас спаси, -
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси…
Ты помнишь, Алёша: изба под Борисовом,
По мёртвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но горе поняв своим бабьим чутьём,
Ты помнишь, старуха сказала: – Родимые,
Покуда идите, мы вас подождём.
«Мы вас подождём», – говорили нам пажити.
«Мы вас подождём», – говорили леса.
Ты знаешь, Алёша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
Нас пули с тобою пока ещё милуют.
Но трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я всё-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился.
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать их на свет родила,
Что ,в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
К. Симонов, 1941 г.