Евно Азеф

сатану я загнул? Ну, провокатор, что в обывательском представлении уже и есть нечто приближенное к дьяволу. А еще он еврей к тому же - значит, вовсе не за что его не то чтобы любить, а и вообще как-то по-человечески к нему относиться. И на лицо не очень-то приятный. Верите вы этому моему пассажу? Да? А вот я сам что-то не верю…»
Вячеслав Румянцев

губернии в бедной еврейской семье Фишеля и Сары Азеф. Его отец был портным, а мать, не выдержав нескончаемых ссор и нищеты, сбежала из дома, оставив семерых детей на шее мужа.
Около 1890 окончил гимназию в Ростове-на-Дону. Перебивался мелкими заработками корректора, репортера. Обманом получив крупную сумму*, уехал в 1892 в Карлсруэ (Германия), где поступил в политехникум и получил специальность инженера-электротехника.

* Существует, по меньшей мере, две версии, на какие средства Евно Азеф сбежал в Германию. Согласно одной из них, 23-летний плут украл 800 рублей, по другой, – стащил у какого-то купца масло и продал его, а деньгами, как сейчас пишут в полицейских протоколах, «распорядился по собственному усмотрению».

Евно Азеф стал сразу же по приезде в немецкий Карлсруэ, где он стал учиться на инженера-механика – письменно обратился к руководству российской охранки, выразив желание «стучать» на русских революционеров, студентов местного политехнического института.

Письмо не вызвало большого интереса в Департаменте полиции. Департамент небрежно сообщал, что о существовании и деятельности кружка в Карлсруэ ему известно. Впрочем, не отказывался от услуг корреспондента, но предлагал ему предварительно назвать свое имя и сообщить о деятельности кружка на данный момент. Департамент обещал "солидное вознаграждение" и гарантировал полную тайну.

организаций и их деятельности. Он входил в доверие к тем, кто проповедовал террор как важный инструмент революционной борьбы (такие люди были особенно интересны охранке), и с их помощью приобрел весомый авторитет в кругу революционно настроенной молодежи.

Молодой Азеф (сидит третий слева) в группе русских студентов в Германии

и многие евреи он изменил имя на русский манер) получил диплом инженера и переехал в Москву. Немедля он приступил к разведывательной деятельности.
«Со здешними социалистами-революционерами я познакомился… Имею основания думать, что буду работать успешно среди них», — писал он в отчете своим кураторам. Работа оказалась настолько успешной, что Азеф, вернувшись на время за границу, довольно скоро стал заметным деятелем партии социалистов-революционеров (эсеров). При этом Азеф начал скрывать некоторую информацию от тайной полиции, помогая созданию и развитию Боевой организации эсеров (во главе с Григорием Гершуни), занимавшейся террором. Азеф ступил на тонкий лед двойной игры и смело пошел по нему, переступая через кровь, жизни и судьбы доверившихся ему людей.

нашего героя: «По внешности Азеф был грузный, толстый, очень некрасивый человек с тяжелым, набухшим лицом, с оттопыренной нижней губой. Об его безобразной наружности говорят все встречавшиеся с Азефом люди. Но и в этом разобраться не так легко. Некоторые свидетели утверждают, что "глаза у него всегда бегали, и он никогда не смотрел в лицо собеседнику", - примета слишком принятая в изображении преступников для того, чтобы быть верной».

Ю. Делевский пишет о "змеином взгляде" Азефа. Однако другие революционеры находили у него "хороший, приятный взгляд", "прелестную улыбку" -- и до сих пор твердо на этом стоят. В. М. Чернов в своей речи на суде над Бурцевым говорил: "Надо только хорошо всмотреться в его (Азефа) лицо и в его чистых, чисто детских глазах нельзя не увидеть бесконечную доброту.

теракты. Первым в их череде стало неудачное покушение на харьковского губернатора князя Ивана Михайловича Оболенского. 6 мая 1903 года за расстрел демонстрантов в Златоусте был убит уфимский губернатор Николай Модестович Богданович. В то же время Евгений Филиппович продолжал сдавать участников революционного подполья. Это позволяло ему быть «своим» и у эсеров, и у полиции.

был арестован лидер Боевой организации социалистов-революционеров Григорий Гершуни. Приемником и продолжателем его дела стал Азеф.
В этом качестве в июле 1904 года он устроил убийство министра внутренних дел и шефа корпуса жандармов Вячеслава Константиновича Плеве. Среди эсеров он стал триумфатором, а чтобы исключить подозрения в умах своих работодателей, с особым рвением принялся противодействовать покушению на императора Николая II в Одессе (которое никем не готовилось). В это же время вместе с другим лидером партии эсеров, Борисом Савинковым (участвовавшим в убийстве Плеве), он разработал план убийства московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. 4 февраля 1905 года руками Ивана Каляева этот план был исполнен.

9 января 1905 года и руководителя «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга» Георгия Гапона с вице-директором Департамента полиции Петром Рачковским. На совещании центрального комитета партии эсеров было решено покончить с Гапоном как с предателем и провокатором. Азеф выступил за то, что вместе с бывшим священником необходимо расправиться и со «шпиком» Рачковским. Эта идея была поддержана.

Одновременное убийство Гапона и Рачковского по разным причинам не вышло. После этого Рутенберг, как утверждает он сам, получил инструкции от Азефа по устранению одного Гапона. 28 марта 1906 года в Озерках под Санкт-Петербургом на арендованной для расправы дачи группа рабочих из партии эсеров при участии Ротенберга задушила бывшего священника.

Георгий Гапон

Возможно, так продолжалось бы и дальше, если бы в это время не вел свое расследование бывший член народовольнических кружков, публицист и издатель журнала «Былое» Владимир Бурцев. Еще в 1906 году его посетил молодой человек из Департамента полиции и сообщил ему, что в высшем руководстве партии эсеров находится агент-провокатор, работающий под фамилией «Раскин». В сентябре 1908 года Бурцев добился признания от директора Департамента полиции (1902 — 1905) Алексея Лопухина, что эсер Евгений Филиппович Азеф и есть тайный агент Раскин. К тому времени Евно Фишелевич выдал полиции террористическую группу, готовящую покушение на Николая II, а также донес о плане взрыва в Государственном совете.

как Бурцев заполучил «откровения» Лопухина, в Париже начался третейский суд чести по делу Азефа. Эсеры обвиняли Бурцева в клевете на главу партии и требовали от него доказательств. Во время разбирательств Бурцев последовательно предоставил комиссии все факты и выложил главный — признание бывшего начальника Департамента полиции.
5 января 1909 года в Париже собралось руководство партии. Азефа признали провокатором и приговорили к смертной казни, но при этом не помешали ему сбежать от своих бывших товарищей.

В.Л. Бурцев — разоблачитель Азефа

де Хоро (Хедвига Клёпфер), пользуясь загранпаспортами, полученными от царской охранки, беспрерывно передвигается по разным странам: сначала Италия, Греция, Египет... Затем Швеция, Норвегия, Дания... Заметая следы, не забывали любоваться достопримечательностями. Подолгу нигде не останавливались. Так прошел почти год.
Потом они поселились в Берлине. По паспорту купца Александра Ноймайера обосновались в Вильмерсдорфе на Luitpoldstrasse, 21 - одном из лучших районов тогдашнего Берлина, в большой шестикомнатной квартире с роялем и дорогой обстановкой.

казино и растрачивал огромные суммы, заработанные на службе революции и закона. После начала Первой мировой войны Азеф разорился и был вынужден открыть шляпно-корсетную мастерскую. В 1915 году его арестовали как… «анархиста». Прошлое нагнало бывшего эсера и ударило ножом в спину: немецкая полиция, узнав о богатой террористической биографии Азефа, решила, что в военное время такому человеку лучше быть запертым в тюрьме.

В апреле 1918 года его положили в больницу, и 24-го числа «инженер террора» скончался. Его похоронили на вильмерсдорфском кладбище в Берлине. Никакой таблички или памятного знака с его именем установлено не было. Только номер — 446. Символично: человеку, который всю жизнь вел тайные игры и скрывал свое подлинное лицо, даже могила досталась законспирированная.
Хедвига Клёпфер, покровителем которой был Евно Фишелевич , сознательно ничем не обозначила могилы Азефа, она говорит: «Знаете, сейчас здесь так много русских, часто ходят сюда. . . Кто-нибудь прочтет, вспомнит старое,—могут быть неприятности. Лучше не надо».

трусостью. "Нам, вместе работавшим с Азефом,-- пишет, например, П. Ивановская,-- кажется не без основания, что самым сильным дьяволом в его душе была подлая его трусость".
Очень трудно понять и те объяснения, которые давались измене Азефа деятелями Департамента полиции. "Я склонен думать,-- писал Ратаев,-- что... истинной причиной было знакомство и сближение с Гершуни. Оно сыграло роковую роль в карьере Азефа и послужило вероятно побудительным толчком к предательству…Был ли то известный гипноз, или результат необычайно развитой силы воли, или же воздействие глубокого искреннего убеждения, не знаю..."

вообще на него так и смотрели, что он вообще не теоретик, что это человек, который вообще очень плохо разбирается в этих вопросах и мне даже приходилось слышать от Бабушки или от кого-то другого, что он кадет по своим взглядам, что он человек умеренный, что он может быть даже не социалист, но, опять-таки, ведь он своих мнений открыто не проявлял, никто из нас этого не слышал, а значит это уже его дело: раз ты пристаешь к партии и разделяешь внешним образом ее программу, то это уж там твое дело, как ты относишься к ней внутренне…”
Из показаний И.И. Ракитниковой ССК по делу Азефа в 1910 г.

безличных политических сил, которая сделала его исторической фигурой. Было, значит, что-то такое в нем, что выделило его из ряда Иуд, не менее подлых, но еще более ничтожных. Более уверенная в себе тупость, большая хитрость, более высокое общественное звание (дипломированный за границей инженер) - все это необходимо было Азефу, чтобы зубцам террористического и полицейского колес было за что зацепиться в этой человеческой фигуре и поднять ее на такую высоту ужаса и позора. Но разгадка этой поразительной судьбы - не в самой фигуре, а в строении зубчатых колес и в их сцеплении. Потрясающее сидит в азефщине, не в Азефе. "Величайший провокатор" не имеет в себе ничего демонического, - он был и оставался прохвостом tout court.»
Л.Д.Троцкий. "Киевская Мысль" № 126, 8 мая 1911 г.